Стихи казачьего поэта П.С.Полякова

 

Надежды

Где казачья доля? Где степная слава?
На Дону родимом никнут ковыли,
На левадах сохнут, увядают травы,
Вербы опустили ветки до земли.
Перелетной птицей взвиться бы за тучи,
Хоть одним бы глазом глянуть на луга,
На волну донскую, меловые кручи
И послушать снова, как шумит куга.
Или ночью душной на копне душистой,
Позабыв о горе, звезды перечесть,
Соловьиной песни трели серебристой,
Плачем захлебнувшись,
не стерпеть, не снесть.
И слезы сыновней не стыдяся боле,
Землю дедов наших, как родную мать,
Что врагов терпела в окаянной доле,
В неизмерном счастье трепетно обнять.
Гей вы, казачата, аль зарей не слышно:
“На Дону родимом кони наши ржут”?
Гей вы, казачата, аль не шепчет сердце:
“Степи нас с похода не дождутся – ждут”?
Засинеют дали… Дон блеснет в тумане.
Соберитесь с силой встречу перенесть,
Чтоб в последней схватке за родные грани
Постоять за веру, волю, славу, честь.
Гей вы, казачата, али вам не слышно?
Я зарею слышу – кони наши ржут!
Гей вы, казачата, – скакуны донские
Чуют, что с похода казаки придут.


Ворота в Рай

Нужно сто миллионов веков,
Чтобы, Божий приказ исполняя,
Сотня славных бойцов-казаков
Доскакала до светлого рая.
Так, уйдя от взвихренной земли,
Распростясь с преходящим и тленным,
Наши с Дона походом ушли
И аллюром идут переменным
К той звезде, что горела для нас,
Озаряя бойницы Азова,
Что зажег с Богородицей Спас,
Дав нам веру в Господнее слово.
Эту веру веками храня,
Бились мы за казацкие грани,
И осветит она для меня
Путь отцов в межпланетном тумане.


***

Боже, дай мне силы выполнить заклятье,
Не покинуть старый, одинокий путь,
И Тебя ведь тоже распинали братья,
И Твоя болела от страданий грудь.

Боже, дай мне веру, дни продли дотоле –
На заре свободы степи увидать,
До победы правды, до победы воли,
И победе этой песню дай сыграть.

И тогда, счастливый, я уйду из мира.
И Тебе, и степи – славу пропою,
И душа поэта, веселясь в эфире,
Счастье жизни вечной обретет в раю.
* * *
Рубахи ворот разорву,
и слёз не от кого не пряча,
Шагну... Свалюсь в ковыль-траву.
Заплачу. В радости заплачу.

Одно только знаю:
Кто был казаком,
Погибнет,
Не сдастся,
Не станет рабом!

Жизни боли наконец изведав,
Всё стерпев что приготовил Бог,
Не забудь своих казачьих дедов,
Свет степной, Свой Угол и Порог.

*  * *

Ухнут в окнах чужих без привета огни.
Успокойся. Забудься. Смирись. И — усни!
Не вернётся… —
Ничто не воскреснет!
Да! Конечно же:
Подленький, низкий обман,
Вот и всё… Целой жизни итоги…
Может статься — недаром же нынче я пьян:
Это лжи расступился холодный туман
При конце одинокой дороги.
Расступился туман…
Не подмешивай! Стой!
Эх, начать бы всё снова… —
Сначала!
Что бы сделал? —
Пошел бы за старой мечтой,
Пел бы снова о сказке своей голубой,
И душа бы, искряся, пылала!
Слава Богу-Творцу!
Слава в вышних Ему!
Слава в сердце живущему свету!
Боль святую мою не отдам никому,
И за мелочной жизни слепую тюрьму
Не сменяю удела поэта.

Суд Господен

Он призовёт меня к себе
И спросит:
       — Что? Устал, станица?
И, потеснившись, мне свелит
С ним на завалинке садиться.
И сев — заплачу горько я
О всём, что сердце потеряло,
О всём, что с верою всю жизнь
Душа напрасно ожидала.
И долго буду говорить,
Перечислять всё, что жалею,
И то, о чём я пожалел,
Мне станет мерою моею —
И как Он суд свой изречёт,
И что Он скажет — я не знаю…
***
А жизнь уходит, жизнь течёт,
И человек по ней идёт,
В глухой тоске изнемогая.


Прощанье

Мои станишники лежат,
Давно в сырой земле зарыты.
Заглохли песни. Не звенят
Лугами конские копыта.
Собрались в Ялте, да, на пир,
Ослы и дьяволы совместно,
И он погиб — казачий мир,
Чтобы вовеки не воскреснуть.
И, ставя памятник ему
И Славе, в Поле отгремевшей,
Пойду я к Богу моему
С душой от боли онемевшей.
Не скажет мне ни слова Он,
Лицо своё в ладонях кроя…
И лишь Христа повторный стон
Напомнит мне кровавый Дон,
Моё отчаянье земное.


Баварская песня

С мыслью этой надо примириться,
И себе потвёрже втолковать,
Что своей Березовской станицы
В жизни мне вовек не увидать.

И поняв, что улетели годы,
И что дней ушедших не вернуть,
Покорюсь велениям природы –
Подседлать на безвозвратный путь.

Дон-отец, ты кровью захлебнулся,
Так прими ж последний мой привет,
Над тобой зарницею взметнулся
Вольной воли догоревший свет.

Дон нетленный

Дон нетленный. Дон небесный.
Там, очищены могилой,
Стали наши строем тесным,
Войском грозным, бестелесным,
Ратью Божьей, Божьей Силой.
Их сердца под чекменями
Мерно,
глухо,
ровно бьют.
Смотрят мёртвыми глазами,
Пики мёртвыми руками
Крепко сжали.
Молча ждут.
Сотни. Тысячи. Станицы.
Курени. Полки. Отряды.
Грозны их немые лица,
И по венам — кровь струится,
И на землю все их взгляды.
Впереди — Один. Крылатый.
Стрелы. Лук. Да конь гнедой.
Светят тускло шлем и латы,
Ждёт сигнала — час расплаты.
Наголо — палаш кривой.
Перед ним — отряд дозорный,
Кони карие, в попонах,
И закрытый тучей чёрной
Лик святой, нерукотворный
На казачьих, на знаменах.
Тучи,
тучи,
тучи
скрыли
В небе чудное виденье.
Дон Небесный —
в Божьей Силе,
Ты — залогом воскресенья!


* * *
Долго, Боже, мы Тебя искали,
Создавая образ Твой в себе.
Думая о Тайне и Начале,
В злободневной, суетной печали
Падали, сражённые в борьбе.

Сотни лет десятки поколений,
Веру в сердце свято сохраня,
Шли в огонь без страха и сомнений,
И в порыве высших вожделений
Чаяли спасительного дня.

Из того, чего душа хотела,
Из всего, что в нас святого есть,
Мысль Твою мы создали и тело,
И легенда о Тебе летела,
Нам же нами посланная весть.

И молились. Ждали. И терпели.
Глупые. Усталые. В пыли.
Воплощенья снов своих хотели,
Ничего понять мы не сумели,
Ни на что ответа не нашли.

Вот и просим: отзовися, Боже,
Образ в яви покажи нам свой,
Мы свои старания приложим,
Сил остатки, не скупясь, умножим,
Чтобы слиться навсегда с Тобой.

Он

В темноте ночной синеют
Дали чуждых гор.
На полу, к утру, бледнеет
Месяца узор.
Чу! Как будто топот, крики…
Тише… тише… — нет!
То лихого чудо-гика
В сонных чарах след.
Ароматный ветер слышу,
Шорох ковылей.
Ах, в душе живет и дышит
Жаркий суховей.
Что там? Будто ночью тёмной
Дробный стук копыт?
Нет же, нет, беглец бездомный,
Сердце то стучит.
Вижу — конь. Змеёю грива,
Замер… там… в углу…
Нет, то лунный луч игривый
Пишет по стеклу.
Что там плещет? Тихо шепчет?
Знаю — это Дон!
Нет… то листьев легкий лепет,
Это — просто сон!
*****
Тяжела кирка стальная,
Солнце — спину жжёт.
Но невольно мысль немая
Тайно что-то ждёт.
Глянь — кажись, с востока тучи?
Слава Богу Сил!
Ветерок пахнул летучий,
С чуба пыль струсил.
Вот и дождик благодатный,
Бодро дышит грудь…
Эх, когда же в путь обратный,
Эх, когда же в путь?
Снова солнце, снова — силы,
Размахнись, рука!
Верен буду — до могилы,
Пусть звенит кирка.
Ранен Он — старик могучий,
Рана — страсть тяжка,
Но — порвутся снова тучи,
Пусть звенит кирка!


Они ушли

Памяти бабушки, Натальи Петровны

Они — ушли…
В последний раз
Взвилась теклиной пыль…
А слёзы падали из глаз
И жгли седой ковыль.
Не оглянулся больше он,
Махнула ты платком…
Затих подков ритмичный звон
За меловым бугром.
Мираажем в солнечных лучах
Блеснула пики сталь,
И снова маревом в глазах
Слезой закрылась даль.
Пылят шляхи… безвестен путь…
Придется ль увидать?
Хоть на мгновенье бы вернуть,
К груди, хоть раз, прижать.
Вслед за двумя теперь идет
Любимый третий сын…
Укроет Бог его, спасёт,
Остался он — один!
Мелькнул копьём… В последний раз…
Куда ж теперь идти?
Дрожит слеза, туманя глаз,
Растёт тоска в груди.
Вернётся ль вновь?
…Надежды нет…
Всё суховей разнёс.
Замёл подков глубокий след,
Завеял капли слёз…


Матери

На могилу в Поти
Там повилики твой крест обвили
И спит кладбище без снов и грёз,
И плачут розы, склонясь к могиле,
Роняя слёзы — кристаллы рос…

Н.П. — две буквы, два милых слова,
Рукой нетвердой я вырезал,
И мне казалось — кладбища снова
Мне не увидеть… И нож дрожал.

Глядел я долго на холмик малый,
Не знал, что будет мой путь далёк,
Но знал — покроет он, бело-алый,
Твою могилу, из роз венок.

Там повилики весь крест обвили
И спит кладбище без снов и грёз,
И розы плачут, склонясь к могиле,
Роняя слёзы — кристаллы рос...

* * *

Приготовьте сбрую, наточите шашки,
День последней схватки, верю, - не далек.
По лугам широким расцветает кашка
И ковыль шевелит легкий ветерок.
У кого есть седла, у кого винтовки,
Осмотри, почисти – близится война.
Мы – что скалы крепки, что пантеры ловки,
Вожделений старых близки времена.
Мы поищем правды, не бояся бури,
Боль столетий смоем кровяным дождем.
Сверженному Богу фимиам воскурим
И у ног свободы жертву принесем.
Нам не страшны сабли, нам не страшны пули,
Кто нас одолеет? Сможет кто сломить?
Вихрем наши лавы, в гике, рёве, гуле,
Нам сумеют Волю снова воротить.
Не грозим пожаром, не грозим отмщеньем,
Мы хотим свободы, правды и любви,
Может быть мы слишком полны всепрощеньем
Выросшим над нами пролитой крови.
Нам войны не надо для завоеваний.
На чужую хату местью не пойдем.
Но сумеем биться за родные грани
И за них, в сраженьях, не страшась, умрем.
Кто понять нас сможет, кто понять сумеет,
Всем пошлем горячий, искренний привет,
В нас любовь к отчизне ярко пламенеет
И отмщенью места в кличе нашем - нет.
За Азова веру, за былую славу,
За свою свободу мы зовем на бой…
До границ московских пронесутся лавы
И трубач сыграет переливно – стой!

  МЫ САМИ ВИНОВАТЫ

  Казаки!

Мы сами виноваты!
Только сами виноваты мы!
Были мы лишь честные солдаты
В подворотне нашей же тюрьмы.
А когда, лихим огнём пылая,
Занялась со всех она сторон,
Мы пошли, тюремщиков спасая,
Позабыв прадЕдовский закон.
И в обломках рухнувшей громады,
Горя чашу осушив до дна,
Всё ж запели по иному ладу,
Старые припомнив имена.
Вспомнили Кондрата и Степана,
Про казачий вспомнили Присуд,
А на теле – огненные раны,
А тела на кладбище несут.
Холоден, продажен, безучастен
Мир врагов и жиденьких друзей...
Казаки! Мы проморгали счастье
По вине, по собственной своей.
Но, чтоб дедов не пропала слава,
Чтоб её позором не покрыть,
Надо нам за войсковое право,
На сполОх по-разински звонить.
И идти, не увлекаясь мщеньем,
Волю нашу в битвах отстоять,
Лишь тогда молитву отпущенья
Сможем мы спокойно прочитать

ЗАКОЛДОВАННЫЙ ПУТЬ

Что огни? Отцвели? Отгорели?
Что же степь — умерла или спит?
Ей отходную, радуясь, пели,
Саван русский стелили метели,
Подвывая слова панихид.
Нет, ни плача не нужно, ни боли,
Сказка, сказка — идем за тобой,
На служенье Свободе и Воле
Снова выйдем в широкое Поле
И — победу захватим с собой.
Нам московские ветры не новы,
Закалилась в восстаниях грудь.
Не умолкнут призывные зовы,
Разобьем ледяные оковы,
Проторим заколдованный путь.

* * *
Мне ль тоскливой лирой ряд великих теней
Пробудить из гроба и заставить жить,
И напомнить славу лучших поколений
Тем, кто не умеет родину любить.
Раньше хуторами гусляры ходили,
Звали на победу, подвиги, войну.
За святую веру постоять просили
Иль отбить сидящих у врага в плену.
Слушали, прищурясь, казаки седые,
Да огнем горели юные глаза.
И летели к туркам челноки лихие,
Шла неумолимо по морю гроза.
Попалить азовцев, погрозить Стамбулу,
Ясыря набравши, повернуть домой,
И. отдавшись дома буйному разгулу,
Засыпать шинкарок вражеской казной.
И росло на гранях Войсковое Право,
И Москва и Порта уступили им.
Далеко гремела их лихая слава
Да от юрт сожженных поднимался дым.
Но — прошли столетья... Мы — не то, что деды,
Мы бояться стали своего врага!
Не готовим смены для лихой победы
И свобода наша нам недорога.
Мне ль. веленьем Божьим, суждено отныне
Поминать с тоскою о минувших днях?
О сердцах, подобных выжженной пустыне,
О глядевших в море брошенных конях?
Отступали горы... Колыхалось море...
И туман окутывал тысячи коней,
А глаза искали в неизбывном горе
И не находили боевых друзей...
Боже...
Боже правый...
Ниспошли мне силы...
Верить в справедливость до конца Твою.

БУЗЛУЧОК

Я в пыльном парке городском
Сегодня был впервой,
И вижу — в стриженой траве
Поник цветок степной.

Везде асфальт, везде бетон,
Деревьев тощий строй,
А он глядит и манит он
Невинной красотой.
……………………………..
В Середнем Колке, по весне,
На берегу реки,
В зеленой, бархатной траве
Мы рвали бузлуки.

Но как тебя занес сюда
Лихой насмешник-рок?
Откуда ты в стране чужой,
Родимый бузлучок?
....................................
Весна пришла и ожил лес,
Потаяли снега,
Играют балки и ручьи,
И под водой луга.

А от сугроба под плетнём
Не стало и следа.
В лесу не молкнет птичий грай,
Пошла в наслус вода.

У нашей мельницы давно
Колёса ходят вброд.
Отец и мельник ночь не спят:
Пробьёт плотину лёд!

В станицу утром, второпях,
Отец тачанку шлёт:
Там — знахарь есть. Заговорит
Он силу вешних вод.

Да разве ж, братцы, не беда,
Отцу — не повезло:
Тачанка только за бугор —
Плотину унесло!

Господь — Он взыщет за грехи!
Пруди-ка нонче пруд!
Весенний сев! Почём хохлы
За кубик с нас сдерут?

Вот наказанье! Вот напасть!
Скажите — каждый год,
Придет ли полая вода,
Плотину — враз прорвёт!

И мельник искренне смущён,
И чешет под спиной:
«Ось, грець, мы думалы — того...
Воно ж, дывысь, — не той...».

А мне и Мишке — наплевать,
У нас — свои дела!
У нас — махорка в шалаше,
Шалаш — вода снесла!

Нам с Мишкой некогда вздохнуть:
На мельнице — содом!
Вода под камни подошла,
Пойдём-ка, крыс пужнём!

Мы хуже мельника в муке,
Вертит Буян хвостом.
Я невзначай разбил окно,
Шибнувши чекмарём.

— Эй, Мишка, глянь — уплыл чирик!
Держи его... Хватай!
Крупчатка — в воду... пятерик...
Ребята-удирай!

Мы с псом изватлались в муке,
А Мишка — всех белей...
Скорей на баз. Пустили кур,
Пустили и гусей.

На вербы — куры. Гуси — в пруд...
А пруд — налился всклянь...
Мы с Мишкой в панике — дела
Определённо дрянь.

Спасаться надо под амбар.
Лежи — не шевелись...
А кликать будут-промолчим...
Не кашляй... Не возись...

Зовут нас... Ищут по базам...
В амбар вошел отец.
Буян гнездо яиц нашел
И слопал все... Подлец.
………………………………
Везде — асфальт. Везде — бетон...
Ан — жёлтенький глазок!
Манит, зовет, кивает мне
Родимец-бузлучок...

О, город, город... Ты мою испил,
Испил по капле кровь...
Но всё ж по-прежнему крепка,
Свежа моя любовь!

Воспоминаний малый строй,
Надежды — злой обман...
Ты, бузлучок, единый мой
Бальзам тяжёлых ран.

Не велик мой хутор, хутор Разуваев –
Ста дворов, пожалуй, и не набежит.
Речка Чертолейка лугом протекает,
По степи широкой змейкою блестит...

Наклонились вербы над глубоким плёсом,
Камышом зелёным старый пруд зарос,
Гусь за колосками прямо под колёса
На плотине узкой тянет жёлтый нос...

Из ольховой чащи мельница-старуха
Выбитым оконцем смотрит на луга,
Над помольной хатой вьются тучей мухи,
И под легким ветром шелестит куга...

И, привады взявши, на заре вечерней,
Проплывя меж лилий тонких, лопухов,
Порыбачить едет в душегубке мельник,
И с волненьем скрытым ждет сазаний клёв...

Тихо-тихо ляжет ночи покрывало,
И луна уснувший пруд заворожит,
Лишь шуршанье слышно мельничного вала,
Соловейка свищет, да вода шумит...

В куренях казачьих говор затихает,
Спит усталый хутор, вербы, чакан, пруд,
Далеко, у гумен, пёс на месяц лает,
Да кристальным небом облака плывут...

И туда к полночи выйдет мельник сонный
В ковш зерна подсыпать... Камень застучал...
И чеканит месяц силуэт склонённый...
И мешок порожний падает с плеча...

А в пруду... русалка... с белой грудью пышной
Соберёт подружек дикий хоровод...
Мельник не боится, мельник-то привышный,
Мельник слово знает супротив тово...

Вон, надысь, завощик — парень сам бывалый, —
Ворочаясь ночью позднею порой,
Увидал, как тихо по большому валу
В мельницу вернулся старый домовой.

А жалмерка Настя — продала скотину,
Припозднилась... Темно... Шла-то через лес...
Глянь, а меж кустами, под сухой осиной, —
Он... Лесной Хозяин, Леший — вот те крест...

Хутор Разуваев просыпался рано.
Поедали горы пышек и блинов,
И, охлюпкой сидя, мимо атамана
В степь подростки гнали кровных скакунов...

Вылезали деды к мельнице иль школе
И вели беззубый долгий разговор:
О пашах турецких, о царе Миколе
И о том, что... Разин вовсе не был вор...

...Не велик, да стар мой хутор Разуваев –
Триста лет шептался с чаканом камыш,
Провожая дедов к Стеньке, под Измаил,
Под Царьград, на Альпы, с Платовым в Париж.

И седлали кони, колыхались пики...
Много, много наших полегло в бою...
Хутор Разуваев, в перекатном гике
Ты по свету славу разносил свою!..

... И пою я песни о дымке кизечном,
О родимой степи, чакане в прудах,
О скитаньях долгих, о тоске извечной,
О слезах кровавых на моих следах...

1934

ЛАЗОРЕВЫЙ ЦВЕТОК

Прибирали ангелы Божию светёлку,
Находили ангелы маленький цветок,
Становили ангелы в уголок метёлку,
А цветок лазоревый клали на шесток.

Бог гулял по облаку. Бог вернулся в горницу,
Глядь, а цвет лазоревый на печи иссох.
Вспомнил Бог казачью огневую конницу,
Услыхали ангелы будто тихий вздох.

Весь курень заоблачный, всю светёлку низкую
До краёв заполнил то ли плач, то ль стон:
У окна небесного Бог играл «служивскую»
И, в слезах, задумавшись, всё глядел на Дон.

И Евграф Данилович с хутора Вертячьего,
Что с боёв на Маныче числился в раю,
Услыхал старинную песню, ей, казачую, —
Вспомнил Дон попаленный, вспомнил смерть свою.

Слились в песне, жалуясь, два усталых голоса;
Ветер поднебесный их к земле донёс,
Херувимы плакали, распустивши волосы,
Божья Мать задумалась, загрустил Христос.

Выходили ангелы — казачата малые,
Чернецовцы, павшие за родимый край,
И цветы лазоревы, — сине-желто-алые,
Все собравши по степи, возвратились в рай.

Скрылись звезды ясные. Отзвенело пение,
Лишь Петро-Угодничек, выйдя из-за туч,
Поглядел на страшное Дона запустение,
И от двери райския в бездну кинул ключ.

Ой, ты, гой, казачество, ты моё болючее,
Для тебя я молодость, жизнь отдал свою,
По тебе я выплакал слёзыньки горючие,
О тебе последние песни я пою.

БОЙТЕСЬ

 Бойтесь…  когда молодые
 Крылья устанут в полёте…
 Разве о сини небесной
 Сами вы гимны споёте?
 Бойтесь…  когда молодые
 Очи слеза затуманит…
 Кто вам расскажет, что дали
 Силой волшебною манят?
 Бойтесь,,, когда молодое
 Сердце сожмётся от боли…
 В ком же вы отклик найдете
 Сказке о пламенной Воле?
 Бойтесь…  коль голос зовущий
 В страшной тоске оборвётся…
 Чьим же призывам горячим
 Ваша душа отзовётся?
 Крылья, что к небу взметались,
 В солнечных яхонтах рдели…
 Бойтесь… коль данное Богом
 Вы сохранить не сумели!
  

     ВОТ И ВСЁ
  

 Вот и всё! 

                  А как же страшно много
По-пустому улетевших лет
Ни тебе пустынная дорога
На которой утешенья нет.
Что ни шаг - напрасная утрата,
Что ни день – потеря, жертва, кровь,
А в конце холодная расплата
За мечту, за веру, за любовь.
За любовь к чубатому народу
Что, поднявшись в буре и огне,
Жизнь отдал за призраки свободы!
Веру в Правду передавши мне.
Веру в Правду… с песней, как в угаре,
С Дона нёс. И выбился из сил,
И теперь вот, в голубом Изаре,
Душу я под песни утопил.
Вот и всё!
                  О жертвах о казачьих
Здесь кровавый повторился сказ.
Здесь, где Запад скопом бьёт лежачих,
Где последних доканают нас.

                   ***
Коль уж слишком темно у меня в курене,
Покупаю тогда я цветы…
Одному, в тишине, снова кажется мне,
Что пришла неожиданно ты.

Этих роз и гвоздик разливное вино
Говорит о тебе. Об улыбке твоей.
Пусть в дождливой ночи потемнело окно,
Мне с цветами – с тобою – теплей.

      ВНОВЬ СОШЛИСЬ

Вновь сошлись они сегодня
Эти маленькие люди…
Перемрут и мир культурный
Сразу славу их забудет.
Мефистофелей меж ними,
Иль следа творений Гете,
Иль Шекспира, иль Толстого,
Вы конечно не найдете.
Это сеятели были,
В степь, весной, зарею ранней,
Помолившись, выезжали.
И блюдя обычай древний,
Дон седой любя без меры,
Бились долго и кроваво
За свою святую веру.
И ушли. Навек оставя
Славных прадедов могилы,
Вера в их казачье Право
Их навеки погубила.
А культурный мир, в союзе
С тем, кому правеж не внове,
Перебил их. Строить начал
Жизнь свою на ихней крови.
Уцелевшие, сбираясь
Раз в году в чужом Тироле,
Говорят Творцу на небе
О своих о страшных болях.
Я слыхал молитвы эти
И играл я с ними песни,
Понял я – нет больше жертвы,
Веры в мире - нет чудесней…
Все пройдет, растает, сгинет,
Как туманы по-над Дравой,
Но по Альпам песни эти
Прозвучат казачьей славой.

             ОСЕНЬ

Зачалися осенние грозы,
И стекая на мутном окне,
Побежали несчетные слёзы
И напомнили прошлое мне.

Призакрылися тучами горы,
И туманы в лощинах легли,
Облака, в винцерадах, дозором
Над буграми охлюпкой пошли.

Дни бегут, пролетают, проходят,
Что ж, гляди веселее, старик,
Пролежал ты своё половодье
Под отчаянный чибиса крик.

И в степном опалившись пожаре
Всё, отдавши лихому огню,
С винтаря заржавевшего вдарил
По заплывшему в море коню.

За тобой он поплыл… дальше что же?
Ах, пустые считая года,
Жизнь свою ты без радости прожил,
Вспоминая тот выстрел тогда.

Часто, часто ты мазал стреляя.
Только в этот, последний-то раз,
Угодила та пуля лихая
В лошадиный испуганный глаз…

Зачалися осенние грозы,
Капли мутные в тёмном окне,
Будто давние горькие слёзы
По убитом под Сочи коне.

   

ЗАПАДНЫМ  ПОЛИТИКАМ
  

 Не удивляйтесь, что вас бьют.

Вы получили по заслугам,
Орали вы на целый свет,
Хвалясь московским вашим другом.
Но «добрый Джо» издох в Москве.
Собачья смерть лихой собаке.
В испуге долго ждали вы
Конца кремлевской гнусной драки.
И вот в российском трепаке,
Никита выскочил на сцену.
На ваш восторг ответил он,
В Берлине вам построив стену,
Чем дальше в лес, тем больше дров:
На Кубе. В Африке, в эфире,
Растет ваш список дураков
И все теснее в вашем мире.
Взлелеян вами красный хам
И он плюет вам прямо в рожи.
Руками ваших же ослов
Он вас спокойно уничтожит.

  СТЕПИ

Легли они ширью великой,
Легли меж глубоких морей.
Гордилися волею дикой
Просторы безбрежных степей.
Здесь Игоря грозные рати
На гибель Господь осудил,
И трупами русичей гати
Половец коварный мостил.
И двигались орды Батыя,
И грабил, и жёг Тамерлан.
Здесь Круг зародился впервые,
И с ним - Войсковой Атаман.
И славную дикую волю
Родила бескрайняя ширь,
Ковал здесь завидную долю
Зипунный боец-богатырь.
И севера страшная сила –
Московская грозная рать —
К границам степей подходила,
И вновь обращалася вспять.             
Здесь турки увидели чудо –
Не сдался им крепкий Азов.
Ермак Тимофеич отсюда
Повел за Урал казаков.
С красавицей, гордой княжною
Потешился Разин Степан.
Тряхнувши старушкой Москвою,
Погиб Пугачёв Емельян.
Великою смутой впервые
Узнала Москва казаков;
И гордо в станицы родные
Вернулся на Дон Межаков.
За вольную волюшку бился,
Но гнётом суровых годин
Раздавленный, здесь застрелился
Средь степи родной - Булавин.
И, верный всегда Атаману,            
Заветы прадедов храня,
Направил в Добруджу к султану
Некрасов Донского коня.
 Рождённый Донскою волною,
Граф Платов, сын вольных степей,
Стал лагерем твердой ногою
Среди Елисейских полей.
И Яков Петрович Бакланов,
Свершая по-горски намаз,
Заставил турецких султанов
Забыть навсегда про Кавказ.
И славились степи родные,
Великих рождая сынов,
И ширили грани России
Полки удалых казаков.
Здесь слава и воля родились,
И вырос казак удалой;
Здесь песня-былина сложилась,
Навеяна ширью степной.
Свободой гордилися степи,
Степь вольною вечно была –
И рабства позорные цепи
Она никогда не несла!
Над степью туман опустился...
Как некогда пал Булавин,
Так выборный наш застрелился
Донской атаман - Каледин.
Призывов его не слыхали:
За ним казаки не пошли...
И степи мы в рабство отдали,
И чести своей не спасли...
Теперь нас осталось немного,
Нас степи родные зовут:
Хоть разнятся наши дороги,               
Но все они к Дону ведут!
Растут пусть могилы-курганы –
Мы скажем: достойных сынов
Рождали себе Атаманы
Ермак, Булавин, Межаков.
               
         ГОЛОСУЮ – ЗА!

Выпью рюмку за боль и разлуку
И устало закрою глаза…
Тишина. Поднимаю руку.
Голосую – за!
За ушедшие дни и минуты,
Полстолетнюю нашу любовь,
И за руки порвавшие путы,
И за нашу священную кровь.
Но не только за эти за руки,
А  и сердца размеренный ход,
Что повёл на скитанья и муки
И меня, и мой славный народ.
Догорают последние зори,
Всё короче бегущие дни,
Всё смешалось – и радость, и горе.
Боже Праведный – Степь помяни.
Ты в созвездий своём океане
Наши малые зришь ли пути?
Мы на них никогда не устанем,,
Будем петь и – идти, и идти.
Твоего не взыскуем мы рая,
С нами вера, тоска и слеза,
Мы за Войско донское шагаем,
Голосуем по-прежнему – За!

НАША ДОЛЯ

Так над нами доля злая,
Издеваясь, насмеялась,
Что навек смыкая вежды,
Тихо скажем – нам осталась
Смерть – последняя надежда.
            
   ЗАВЕТ

Коли Бог молений тайных не услышит,
И на хутор вовсе не вернуся я,
Обращуся к людям — недругам и братьям,
Ни тоски, ни вздоха, слез не затая:
Передайте детям, расскажите внукам,
Что в земле далекой спит степной поэт,
Что душа поэта горлицей летает,
И что ей покоя в мире этом нет.
Панихид священных лучше не служите,
Не просите Бога, всё ведь знает Он,
На чужбине дальней кости соберите,
Принесите кости на родимый Дон.
Их ковыль, что пухом, ласково прикроет,
И дожди прольются из весенних тучь,
Странника Всевышний в мире упокоит,
Солнце на могилу бросит светлый луч.
Вот и будет — счастье. Вот и будет — радость.
От тоски не дрогнут тени мертвых вежд.
И просвищет ветер про потерей сладость,
Про утрат утеху. Скорбь пустых надежд.
                     

Белград 1937

* * *

Поржавели брошенные пики,
Десять лет тускнели палаши,
А в Дону – от красных тряпок блики,
В алтарях полынь да повилики
И казачьей не видать души,
Не шумят станичные майданы,
Там казак и предан и гоним…
Эй, пора по всем собравшись странам
Отыскать себе нам атамана
И пойти безудержно за ним.   
               

              ОТАВА

Докошу последнюю отаву,
Тихим вздохом Поле помяну
И его умученную Славу,
И последний выстрел на Дону.
Всё ушло. А солнце на закате
И не греют, не зовут лучи.
Сказано — не думай о возврате,
Час придёт — навеки замолчи.
Унеси свои лихие боли
В никуда. В немую пустоту.
Был ты в жизни телом на приколе,
А душа — подбита на лету.
Сны твои, мечты, любовь и вера
Растворятся в синеве без дна...
Это всё бесчеловечья мера,
Что придумал людям сатана.
Что же Бог? Какие это дали
Всё сокрыли от предвечных глаз?
Аль о крови, боли и печали
Невзлюбил Он горький мой рассказ?
Докошу последнюю отаву,
Безнадёжно руки уроню...
Сатана ль казачью нашу славу
Или Бог подрезал на корню?
                  ***
         

ВОРОЖИЛА ТЫ

Ворожила ты мне, говорила:
«Поседеет твоя голова,
А проклятая вражая сила
Разрастется, как в поле трава.
И узнаешь ты горечь скитаний,
И тоску безвозвратных утрат,
Лучший друг, изменивши, обманет,
И предаст заблудившийся брат.
И поймешь, почему без надежды
На кресте не легко умирать,
И смыкая усталые вежды,
Подлость близких своих испытать.
На тропе на твоей одинокой
Станет он — всё загадивший хам.
Будешь петь ты о степи широкой
Внукам, правнукам, только не нам».

                ПЕСНЯ

Рождённый для песни и смерти,
Я верю, люблю и пою —
Эй... черти... весёлые черти...
Придумайте тризну мою.
Да, там, на Дону... на кургане,
Купаясь в шелку ковылей,
В предутреннем раннем тумане
Начните вы песнью моей.
Той песнью, где боль и разлука,
Где слёзы, вражда и тоска,
Где муки, предсмертные муки,
И горечь души казака...
А кончите — пляскою дикой,
Чтоб стало вам тошно самим —
Сомните ковыль с повиликой,
И пыль поднимите и дым...
Зелёным огнём пробегите
И в пламя курган обмотав,
На нём из камней соберите
Чертяку с веночком из трав.
Что б рожей противной и мерзкой
Он небу грозил и мигал,
И тенью огромною дерзко
И степи, и Дон заслонял.

             СЛАВА

Слава вам  - казачьи боли,
Слава вам  - казачьи песни,
Нет прекрасней вас на свете,
Нет на свете вас чудесней.
Слава вам – мильоны павших,
Матерей рыданьям – слава!
Слава вам, прикрывшим трупы,
Степовым, пахучим травам.
Вас мы, нет, не позабыли,
Не продали, не предали,
Нам и здесь в изгнаньи, снятся
Наши сказочные дали.
Слава Господу на небе
За тоску и испытанья,
За несчётные потери,
Неизмерные страданья
Слава Богу – Он нам не дал
Мысли подлой – покориться!
А внушил нам дальше волю
Против зла нещадно биться.

                 НОЧЬЮ

Ночью долгой думы беспрестанны
Бесконечны... жгучи... об одном...
Не зажить вам, огненные раны
На казачьем сердце на больном
Знаю твердо — до могилы надо
Донести зажженную свечу...
Пред тобою, тихая лампада,
Не ропщу, не говорю — молчу.
Покаянья слезы пламенеют,
В прогрешеньях сознаюся всех,
Лишь один упомянуть не смею
Окаянный, непростимый грех.
Смертный грех! Прадедовскую волю
Мы в московской бросили пыли
И чужие утоляя боли
У чужих лишь ненависть нашли.
Маловеры… Всемогущий Боже!
Страшен ты в отмщениях своих:
Сатана нас думал уничтожить,
Не поспел от ангелов Твоих.

МОЛИТВА НА ПОКРОВ

Господи! Сегодня к Твоему подножью
Прошепчу молитвы тихие слова:
Сатана давно бы смог нас уничтожить
Коли б не святая сила Покрова.
Пред иконой тёмной на коленях стоя,
Я в ночной, звенящей, голубой тиши,
Древнего Азова помяну героев,
За покой их гордой помолюсь души.
Господи - Исусе! Всем, что в битвах пали,
Что с нечистой силой полегли в борьбе,
Отпусти их вины. Утоли печали.
Исцели их раны. Допусти к Себе.
Помяни нас в Небе, Пресвятая Дева,
Перед богом снова вспомни казаков,
Что в молитвах тёплых и степных напевах,
В рук делах суетных – помнят Твой Покров.
Боже наш великий! В темноте столетий
Нам светила вера в правоту Твою
И мы твёрдо знаем – будем мы, как дети,
Под твоим Покровом у Тебя в Раю.

          
        ПОСЛЕДНЕМУ ДРУГУ

   (Вместо венка на могиле А.А.Морозова)
Ушёл и ты – последний друг,
Ушёл туда, где нет печали.
Ты не дождался, не сбылось
Всё то, о чем мы так мечтали.
Я знаю – ждёт казачий рай
Всех тех, кто пролил кровь за Волю.
Там отдохни… И ожидай,
Когда пройдут и наши боли.
И соберёт нас Гавриил
Там по заоблачным станицам.
И будет в небе нам с тобой
Казачий Дон и дальше сниться.


                    ПУТЬ

В дни когда страны распались крепи,
Я ушёл скрывая боль в груди.
Мне шепнули ковыли в степи:
«Уходи!»
Сочи. Гагры. Поти. Цихис-Дзири.
Горы ль там, иль тучи впереди?
Услыхал в певучем я зефире:
«Проходи!»
Крым . Царьград. Албания. Требинье.
Кто же вас, запомня, затвердит?
Проскрипел мне снег в Герцоговине:
«Проходи!»
Пролетели годы чередою,
Безотрадно продолжался путь,
Так хотелось над Дунай рекою
Отдохнуть.
Но – взметнувшись новые всполохи,
Снова вьюга, обозлясь, гудит
Шепчет снова ветер на дороге:
«Проходи!»
Что ж. Иду. За мной – воспоминанья.
Тени. Лица. Шепчут. Говорят.
Города без капли состраданья
«Проходи», - безжалостно твердят.
Но – едва-едва плетутся ноги,
Мгла и слёзы застилают даль.
Скоро-скоро прибреду к дороге,
На которой - несть печаль.
            

 Прага.1944г.
 

   Из поэмы ГАЛИНА БУЛАВИНА

Дон-Кормилец… Отец мой Родимый,
Ты ночами подолгу не спишь,
Ты о чем до зари с камышами
Тихо шепчешь? Про что говоришь?
Про былые-ль дела и походы,
Иль про храбрость убитых в бою,
Или песни и сказки слагаешь
По Галину - казачку твою?
Пой, широкий… Гулливой волною,
Уходя до глубоких морей,
Пой о славе убитых героев,
Полюбивших просторы степей…
Ничего им не нужно, Родимый,
Им хотелось свободно вздохнуть,
Им хотелося к травам пахучим
С тихой лаской сыновней прильнуть.
И они сотворённые Богом,
Веря в право своё на любовь,
Отдавали Казачьему Дону
Жизнь свою и горячую кровь.
Пой Родимый… И я подпеваю-
Песнью буду Свободе служить.
Наши деды за степь умирали-
Мы сумеем бороться и жить.


У КРЕСТА В ЛИЕНЦЕ

Потемнели ерики и пади,
Розовеет на закате синь…
Мне с тобою никогда не сладить
На душе осевшая полынь.

Не Тебя-ль мы прославляли Боже.
Не на радость на тоску и плач!
Ты повёл… и Ты же уничтожил
Погубил нас, страшный наш палач.

Ничему, отчаясь, не поверю,
Доживая в горе и бреду
Жду, когда откроешь Ты мне двери,
Я к Тебе бестрепетно войду.

И увижу выданных страдальцев,
Раны… кровь… провалы жжёных глаз…
И тисками сдавленные пальцы,
И на теле срезанный лампас.

Ужаснусь. В тоске изнемогая,
Прошепчу, не опустивши вежд:
Это-ль тень обещанного рая,
На Христа возложенных надежд?

Сосны… Ели… Пади… Котловины…
День дождливый утонул во мгле…
Сердце что-ль своей рукою вынуть
И в чужой похоронить земле…          

           СОН

В темноте ночной синеют
Дали чуждых гор.
На полу, к утру, бледнее
Месяца узор.
Чу! Как будто топот, крики...
Тише... тише... — нет!
То лихого чудо-гика , -
 В сонных чарах след.
Ароматный ветер, слышу,
Шорох ковылей.
Ах, в душе живет и дышит
Жаркий суховей.
Что там? Будто ночью темной
Дробный стук копыт?
Нет-же,  нет, беглец бездомный,
Сердце то стучит.
Вижу — конь. Змеею грива,
Замер... там... в углу...
Нет, то лунный луч игривый
Пишет по стеклу.
Что там плещет?Тихо шепчет?
Знаю — это Дон!
Нет... то листьев легкий лепет,
Это — просто сон!

                      ***
В злой тоске, Тебе, Великий Боже,
Я как пьяный,- лишнее сказал…
Но сомненья ты во мне умножил,
У меня Ты - Родину отнял.

Тихо все – молчат дубы и ели,
Как маньяк, я, бормоча бреду,
Знаешь Ты, что, не дойдя до цели,
Лишь могилу я себе найду.

Тот блажен, кто в жизни данной Богом
Не умел заплакать ни о чём,
Кто душил и грабил по дорогам,
Кто судил дубинкой да мечём!

Кто-ж любил… о вере сказы множил…
И забытым одиноко пал,
Тот -  прости… прости Великий Боже!
Тот -  как пьяный – лишнее сказал!

              ДОНУ             
Дон!
Что благовест пасхальный.
Дон!
Что грохот канонады…
Ты в душе моей оставил
След божественной услады!

Дон. Тебя кохали деды
В мира дни и дни разлуки.
И всесветные победы
На  алтарь твой дали внуки.

В бой, Твоей радея славе,
Шли сыны беспрекословно,
И ложились трупом в поле
В годы страха - поголовно!

Кто ж тебя,  борясь,  оставил
И в изгнаньи жил,  страдая.
Всяк Тебя пред  миром славил,
На земле считая раем.

Жди же нас! С победой бранной
Вновь она вернется – Слава.
Слезы встречи долгожданной
Нам твои осушат травы.

               ***
Лира – только Свободе и Воле,
Песня – только к восстанию зов,
Вера – только лишь в Дикое Поле,
Кровь - одной лишь Стране Казаков.


            ТРИ ЦВЕТА

Замелькали дни под старость,
Что колёс  немые спицы.
Вечерами думки вьются,
Ночью чудятся станицы.
По утрам играю песни,
Не забыв по чуждым странам,
Будто поминки справляю
По бойцам и атаманам.
Всё прошёл, и всё измерил.
Всё сберег,  о чём молился,
Но прощать врагам заклятым
У Христа не научился.
А из радуги, с издетства,
Выбрал пай себе не малый
И ношу его с собою:
Тёмно-синий. Жёлтый. Алый.
Замелькали дни под старость,
Что колёс немые спицы…
Флаг мой сине-жёлто-алый
Над моей родной станицей
Будет виться. Будет виться.
              ***
Слава Богу, Воле – слава!
В жизни мало надо:
Лишь что-б вера не угасла
Как огонь лампады.
Лишь она своим сияньем,
В просьбах наших дышит
И тогда Господь молитвы
Благостно услышит.
Богу – слава! Степи – слава!
Вечен веры пламень…
Ключ дробит скалы громаду,
Капля – точит камень.

 ТОСКА

Опущу на окнах занавески,
Потушу оплывшую свечу
И смежив усталые ресницы,
Помолчу…
Темнота глуха и непроглядна,
Лишь звенит немолкнущая тишь…
Ты о чем душа моя больная,
Говоришь?
Глянь…    За дверью…
                       За стеной кирпичной…
За стеклом закутанных окон,
Далеко… за синими морями…
Вьётся…   Плещет….
                         Полноводный Дон…
Там теперь зелёные ливады,
Отцвели бессчетные сады,
Осока и камыши и чакан
По-колено забрели в пруды.
Отыграли ерики и балки,
По теклинам нанесло песок,
А в лугах, мигая зазывает
И манит и кличет огонёк…
Всё уснёт закатною зарею
Солнце сядет в дымке облаков,
Зашуршат по травам и былинкам
Тьмы турчелок, кузнецов, жуков…
И на зов невинной божьей твари,
Загоряся в речке, под вербой,
Выйдет он – красавец круторогий,
Серебристый месяц молодой…
Поглядит на тёмные станицы
И – уйдет, уйдет за облака…
Дверь открою…  Распахну окошко…
Боже мой…   -  тоска!
             
                 ***
Признаюсь – во всем, что спето,
Что осталось на бумаге,
Нету  удали  там, нету,
Нет и дедовской отваги.
Все что бурей разметалось,
Все, что выкохали грозы,
В сердце мукой отозвалось,
Налило мне в очи слезы.
Я – певец. Рожден для песен,
Не для мести и расплаты…
Божий мир люблю чудесный,
Свой народ люблю чубатый.
Суждено же мне родится,
В час проклятый, век постылый,
Чтоб покинуть не станицы,
А несчетные могилы.
Чтоб узнать про злобы море,
Чтоб церквей не слышать звона,
Пережить казачье горе,
Увидать распятье Дона.
Но -  придет он - час удачи,
Наше вновь взовьется знамя,
Я тогда спою иначе,
Наступая с казаками.
И под посвист пуль веселых
И под грохот кононады,
На пожарах в вражьих селах
Изменю былому ладу.
Лишь в святой войне народной,
Лишь в казачьем нашем Деле,
Вновь воскреснет Дон свободный,
Вековые встанут цели.
И тогда - не месть слепую,
Проповедовать меж нами, -
Петь о том, как грань родную
Оплести кругом плетнями.

           БАВАРСКИЙ  ДРУГ

Ты глядишь устало, ты стоишь понуро,
У тебя тринадцать за спиною лет.
За тобой, с дровами, кованая фура,
И на шерсти свежий от удара след.
Я тебе сегодня расскажу, сердяге,
Про Кавказ и Гагры, и двадцатый год…
О мечте крылатой, о судьбе бродяги,
О наивной вере, что в душе живёт.
Выпил я сегодня. И совсем невольно
Вспомнил моря берег. Вспомнил и о ней…
Скучно… скучно стало! Больно стало, больно!
Я пошёл за город поглядеть коней.
Тут – в земле немецкой – не с кем молвить слова,
Тут в земле баварской, пфенинг – царь царей…
Я же не лишился свычая донского
Помянуть за рюмкой искренних друзей.
У моей Маруськи – грива золотая
Правая передняя у неё - в чулке…
Слышишь, друг баварский, глянь - идёт хозяин,
Толстый, кривоногий, краснорожий чорт!
Ты - его работник. Я ж не забываю,
Как я плакал горько, ухватясь за борт.
И глядел на берег – вон, забродит в волны…
И храпя, в испуге, за кормой плывёт…
Потому-то наши чарки зелья полны,
Потому мы помним окаянный год.
Бросили мы коней. Бросили удачу,
Я ушёл, Маруську не забыв свою,
Потому-то выпив, - я всегда заплачу,
Потому, заплакав, я – обратно пью.
Не ищи в ладони мягкими губами
Вышел сахар, вышел… я, брат – арбайтслос…
Дома мы дружили с добрыми конями…
За измену степи – выгнал нас Христос

              ИЛЬЕ

Мне с тобой дружок любезный,
Погутарить страсть как надо,
Мне с тобой бы так хотелось
Выйти утром на ливаду

Самокруткою занявшись,
Закурил бы ты неспешно
Затянулся и, подумав,
Проворчал-бы: - д-да, конешно…

И замолк. А в это время
Я бы с трубкою возился
И кисет в карман запрятав,
С мыслью этой согласился.

А потом бы мы сидели,
Да дымили,  да молчали
И одно и то же вместе,
Лоб наморщив, вспоминали.

Вспоминали о гражданской,
О былых делах в Белграде,
Всё прошло бы перед нами
Будто в фильме на ливаде.

Ах, дружок, дружок сердечный,
Вечна боль в стремленья к славе!
Трубку выбью – я согласен:
Дела бросить мы не в праве!

Размечтался, расписался,
Разогнал тоску и скуку.
И тебе мой друг любезный,
Пожимал заочно руку.

 СОЖЖЕННЫЕ СТИХИ

Всё, что в жизни любо было,
Что, как рана, наболело,
То сегодня, вспыхнув ярко,
Загорелось и - истлело!
Мне не жаль стихов сожженных,
Нет, не жаль их - пусть сгорают...
Жаль того, что с ними вместе
Безвозвратно умирает.
Как из пепла вновь не склеить,
Не собрать листков в тетрадку,
Так и чувств, навек ушедших,
Отгадать нельзя загадку.
Почему же так бесследно?
Неужели жадный пламень 
Душу может заморозить,
А из сердца - вылить камень?
   

КАК  В  СКАЗКЕ

Что мы скажем, если всё, как в сказке,
Будет просто, хорошо, без слов,
Он придёт, исполнен тихой ласки,
Милосердный , праведный Христос…
Станем все в восторге на колени,
Радостно и трепетно молясь
И грехи свои, и преступленья,
Перечтем Его не убоясь.
И услышим – мы решили людям
Грех Адама вовсе позабыть,
А Отец мой перед кругом будет
О паях в Эдеме говорить.
И склоняясь пред мудростью бездонной,
С просветленным радостью челом,
Я сложу о Правде воскрешенной
С подголоском, по донски, псалом.
                   ***
Мягко ночь опустилась на степь,
Отгорели багрово зарницы,
И последний казачий разъезд
Отступил ввечеру из станицы…
Тихо… Тихо…  Ни стонов ни слёз
Не слыхать в куренях опустелых…
Ветер, прячясь в пугливых садах,
Пробежал меж кустов оробелых;
Сбились вётлы у самой воды.
Смолк давно за околицей топот,
И чуть слышно в сухом камыше
Прошуршал неразборчивый шопот…
А наутро наверно придут, (красногвардейцы)
Будут рыскать по целой станице,
Будут в небо и в Бога, и в мать,
В душу – радостно будут матиться

          МОЯ ПОДРУГА

Ни одной подруги я не знаю,
Только ты по-прежнему близка,
Бледная любовница немая,
Злая, синеокая тоска.
И с тобою не забыть мне ночи,
И твои, в звенящей тишине,
Жемчуга скрывающие очи, —
Слёзы, предназначенные мне.
И тобой смертельно околдован,
Всё, во что и верил, и любил,
Побеждён, разбит и очарован,
Я под звон стихов похоронил.
Все они, любимые не стали,
Что туман, что пена под волной,
И лишь ты, весталкою печали,
Навсегда останешься со мной.
А когда я жизнь свою растрачу,
Верность мне ревниво сохраня,
Радуясь, что умирая — плачу,
И в гробу обнимешь ты меня.

                ЧУДО

Уйду. Уйду, чтоб тихо ждать
Тебя – Святое Воскресенье.
При жизни не пришлось сказать
- Остановися ты, мгновенье –
Конец всему. А я – не жил,
Но с неизменною тоскою
Ветютнем раненым кружил
Над ней – спалённой Донщиною.
Не суждено иного мне…
В надзвёздном мире дальше буду
В безмолвной мёртвой тишине
Ждать нам обещанного Чуда.

                 ***
Пройдет часов неслышный ход,
Умрут мгновенные упрёки
И будет счастлив мой народ
Победой правды светлоокой.
Когда-ж измученному мне
Предел земной Господь положит,
Ничто в небесной глубине
Души покоя не встревожит.
Да, воле древней – верен был
Нперекор злодейке – доле.
И этим счастлив мой удел,
Мне ничего не надо боле.
Да… ничего… Пройдут года,
Настанут радостные сроки
И так-же будут бить они
Любви целебные истоки…
Господь – несказанно велик!
И справедлив до граней меры:
Он в сердце скромное вселил
Неугасающую веру.